Ставлю свою спортивную сумку на стул у края бассейна, расстегиваю боковой карман и достаю шапочку и очки. Потом вытаскиваю полотенце из главного отделения и замечаю синий блокнот. Вечер выдался таким погожим и приятным, что я запихнула блокнот в сумку в самый последний момент в расчете на то, что после тренировки немного посижу на лужайке и попишу стихи.

Я еще ни разу не писала стихи прямо в бассейне. Пока я плаваю, мне часто приходят в голову идеи и образы, но я записываю их дома – и всякий раз они выглядят и звучат гораздо хуже, чем казалось в воде. Я решила, что блокнот поможет мне не растерять важных нюансов.

Где-то на середине моей тренировки второй пловец уходит в душ. А уже совсем скоро я вижу, как он открывает ворота и исчезает на парковке.

Теперь я совсем одна. Выбираюсь из воды, подхожу к стулу, беру свой синий блокнот и ручку и кладу их на самый край бассейна, под трамплин.

Под конец тренировки уголок блокнота успевает намокнуть, некоторые строки размываются, но последнее стихотворение можно спокойно прочесть. Добавляю финальную строчку и прочитываю все, что получилось, от начала и до конца, вычеркивая лишние слова и на ходу заменяя их на более удачные. Когда я заканчиваю, замечаю, что пальцы на ногах побаливают от постоянного скольжения по стене, но мне все равно. Стихотворение получилось неплохое.

Кутаюсь в полотенце, бросаю блокнот в сумку, смываю хлорку в ду`ше и иду в раздевалку, чтобы переодеться в спортивный костюм. Собираю волосы в хвост, и тут раздается короткая трель телефона. Беру его с полки и читаю новое сообщение:

Номер неизвестный, но местный. В ответ пишу:

Кладу телефон на полку рядом с раковиной и собираю оставшиеся вещи. Закидываю сумку на плечо, и тут телефон снова звенит.

Сумка соскальзывает на пол и приземляется с глухим стуком. Еще раз проверяю сообщение. Это не рассылка, оно адресовано лично мне. Невольно хмурюсь и отвечаю:

С того дня, как я побывала у него дома, где он учил меня играть на гитаре, рассказывал о своей бывшей девушке и где мы стали друзьями (не больше), прошло две недели. Не знаю, что еще сказать, поэтому просто стою, прислонившись к раковине, держу телефон обеими руками и жду его ответа. Он наконец приходит.

Я не могу ему признаться, что стою в общественном душе, что волосы у меня еще влажные после мытья, что на мне спортивный костюм и ни грамма косметики, поэтому пишу о том, что было пятнадцать минут назад.

Вчера, когда я в шестой раз поднялась на сцену, я прочла стихотворение о неверных друзьях, о людях, которых ты всем сердцем любишь и к которым очень привязан, но которым при этом не можешь довериться. Об одиночестве и уязвимости, о неспособности расслабиться. Я читала его громким, звонким голосом и впервые чувствовала себя на сцене так уверенно, но вместе с тем ощущала и тотальную уязвимость. Мне все похлопали, и я приклеила текст стихотворения на стену, вновь сделав свой вклад в жизнь «Уголка поэта». И мне стало так хорошо. По-настоящему хорошо.

Не знаю, что писать дальше, но мне совсем не хочется, чтобы этот разговор заканчивался, и я решаю его продолжить. Добавить в него загадочности или флирта – а может, и того и другого.

Пока набираю эти слова, думаю, что говорил Эй-Джей в тот день, когда мы вместе спустились в «Уголок поэта». Я спросила у него, почему все, кто читает свои стихи, начинают с упоминания о месте, где они их написали, – и он ответил, что место имеет огромное значение и оно становится частью твоего стихотворения, когда о нем упоминаешь. Мне очень понравилась эта идея.

Прикусываю губу. Это все еще дружеская болтовня? Или мы уже флиртуем? Его слова похожи на флирт. Но кто знает…

Если мы все же флиртуем, лучше подожду минутку, прежде чем ответить, чтобы «заинтриговать» его еще сильнее.

Долго смотрю на экран, собирая всю свою храбрость для того, чтобы написать первый ответ, какой только придет в голову (честно сказать, игривый до ужаса). Выхожу из раздевалки, бросаю сумку на траву, сажусь по-турецки. Пальцы нерешительно замирают над дисплеем. В конце концов, это он научил меня «болтать». И болтать по смс оказалось куда проще, чем лицом к лицу. Меня бьет дрожь, но я пересиливаю себя и пишу:

Торопливо нажимаю кнопку «отправить», пока не успела передумать, и сердце начинает колотиться тяжелее и быстрее, чем во время тренировки. Бросаю телефон на траву и начинаю нервно встряхивать руками, жалея, что отправку нельзя отменить. Но это и впрямь невозможно. Сообщение доставлено. Удалить его нельзя. Черт.

Смотрю на дисплей. Ответа нет. Он не знает, что сказать. Я зашла слишком далеко. Наматываю влажный хвост на палец, чувствуя себя до ужаса глупо, и уже начинаю думать, что он вообще не ответит, но тут на экране высвечивается новое сообщение:

Падаю на траву и тянусь к телефону, прикрыв ладонью рот, чтобы спрятать идиотскую улыбку, возникшую ни с того ни с сего. Держи себя в руках. Держи. Себя. В руках.

Он снова сядет ко мне в машину. Опять начинаю паниковать из-за одометра, но отгоняю эту мысль, переключившись на приятные воспоминания о том дне, когда он сидел на пассажирском сиденье рядом со мной, слушал мои рассказы о плей-листах и о том, как я подбираю им названия. Рассказывал, как научился играть на гитаре, хоть мне и было больно об этом слушать. Родители убили бы меня, если б узнали, что я езжу с пассажирами. Да и Сью тоже. Но я не могу упустить такой шанс. Мне очень хочется, чтобы он вновь сидел рядом и разговаривал со мной, как в тот день.

Кажется, я целую вечность не свожу взгляда с экрана, гадая, что все это значит. И значит ли это хоть что-то.

Это не свидание. Я просто покажу моему приятелю-поэту, где мне больше всего нравится сочинять. Только и всего. Но от мысли, что мы с Эй-Джеем приедем сюда вместе, у меня начинает кружиться голова. Оглядываю пустой двор бассейна, надеясь, что и завтра здесь будет так же тихо.